По данным ВОЗ, каждый восьмой человек на планете борется с психическим расстройством. Есть и те, у которых таких диагнозов – несколько, и статистику по ним не ведут. Расстройства смешиваются, как жидкости в сообщающихся сосудах, – в результате одни симптомы отягощают другие. Корреспондент Добро.Журнала Дарья Волошина поговорила с людьми, которые каждый день преодолевают несколько недугов. Как у них получается жить в удовольствие, рисковать, побеждать и даже помогать другим, читайте в материале.
Саша, 25 лет: «Голос в голове приказывал не есть»
Сейчас у меня шизофрения и расстройство пищевого поведения в ремиссии. Я вижу на стенах глаза, когда перегреваюсь и переутомляюсь. Ещё слышу голоса: они приказывают, комментируют, перемешивают мысли или просто говорят ерунду.
До 14 лет я была абсолютно здоровым ребёнком, пока вдруг не стало тревожно общаться с людьми. А потом начались голоса и видения. Я почти не выходила из дома и не понимала, что происходит. Думала, может я плохая, ленивая или неправильная. Неизвестность пугала.
В итоге рассказала обо всем родителям. Они поддержали и отвели к психотерапевту. Правда, он жестко «схалявил» – сказал попить успокоительные. После него в местном психдиспансере мне поставили депрессию и шизоаффективное расстройство. Я почувствовала облегчение – стало понятно, что я не «бракованная». Это просто болезни.
А через пару лет я вслед за подругами начала худеть. Ела на 300-500 килокалорий в день и сильно похудела, а потом начался откат в обратную сторону. После долгих голодовок я начала есть и уже не могла остановиться. Так меня и бросало то в недоедание, то в переедание.
Я легла в стационар, и мне поставили диагноз «шизофрения». На расстройство пищевого поведения врачам было всё равно. В больнице говорили, что у меня анорексия, но лечили только по основному диагнозу. Я же думала только о еде, ведь таблетки от шизофрении вызывают сильный голод. Бывало, голос запрещал мне есть – а я ему назло ела в два раза больше.
Через несколько лет я «забила» на диеты – в этом помогли беседы с психологом. Сейчас стараюсь следить за весом здоровыми способами. А шизофрения есть до сих пор. Я принимаю много таблеток – около 30 штук в день, чтобы чувствовать себя нормально. Сейчас у меня хороший врач, которому я доверяю и который готов идти навстречу. До этого сменила двух: если доктор не подошёл, не отчаивайтесь, ищите дальше.
Друзья знают о моих болезнях, поддерживают и принимают меня. Одноклассники тоже обо всем знали – никто не дразнил, не издевался. Мы с ними до сих пор общаемся. Я довольна жизнью: сейчас учусь на психолога, встречаюсь с молодым человеком, он меня принимает со всеми диагнозами.
Маша, 21 год: «Обратилась к религии, но это не помогло»
Предпосылки к расстройствам были уже в младенчестве. Днём я спала, а ночью нет. Долго и беспричинно плакала – никто не мог меня успокоить. Когда научилась ходить, всё время двигалась, впадала в истерики и билась головой об пол. В школе первые полгода меня мучали нервные тики. В восемь лет врачи установили, что это – симптомы синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).
Я никогда не стремилась общаться со сверстниками. На детской площадке шарахалась от других детей и играла сама с собой. Так проявлялся синдром Аспергера или расстройство аутистического спектра (РАС). Его мне диагностировали примерно в 11 лет.
Родители лечили только тики, а со всем остальным почему-то не хотели обращаться к врачам. Лет в 13 у меня началась депрессия, сопровождаемая бредом. Я была в ужасе и решила, что лучший способ разобраться – обратиться к религии. Это не помогло.
За пару недель до пятнадцатилетия меня положили в стационар и поставили рекуррентное (повторяющееся) депрессивное расстройство. Врачи, кстати, не обратили внимания на СДВГ и РАС в детстве. Пришли к выводу, что РАС у меня нет, а про СДВГ будто бы забыли. В тяжёлой депрессии я почти ничего не ела и не пила, что очень порушило физическое здоровье.
В 16 лет мне поставили обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР). Оно проявляется как навязчивые мысли о причинении вреда себе и другим. Эти мысли пугают. Расстройства влияют друг на друга. Например, когда обостряется и депрессия, и ОКР, навязчивые мысли приобретают не просто тревожную, но и очень мрачную окраску.
Сейчас я выхожу в ремиссию. Стараюсь больше гулять, следить за питанием даже в самые тяжёлые дни. Я стала относиться к себе мягче, не давить на себя и не требовать невозможного. Я в состоянии ремиссии и я в состоянии обострения – два разных человека, которые не понимают ни чувства, ни мотивы друг друга. Так что после смены ремиссии на обострение или наоборот я всегда думаю, перечитывая дневник: Боже, неужели это я так чувствовала и действовала?
Мама поддерживает меня больше всех, а отец и бабушка не верят в то, что я больна. Проявления расстройств их злят – они считают, что это проявления дурного характера, которые я могу, но не хочу контролировать.
Тем, кто сейчас борется, желаю сил и терпения. Не сдавайтесь в поисках хорошего врача и правильного лечения. Ремиссии добиться возможно, сколько бы диагнозов у вас не было.
Оля, 24 года: «Я могла уехать с незнакомцами автостопом без денег»
У меня четыре диагноза – пограничное, биполярное и генерализованное тревожное расстройства, а также расстройство пищевого поведения в ремиссии.
Тревогу я ощущала с детства. Из-за неё в школе заикалась, и меня за это травили. Родители ничего с этим не делали. Сильно хуже мне стало к 16-ти, когда готовилась к ЕГЭ. Очень нервничала, что не поступлю, а ещё приходилось следить за младшими детьми в семье.
Я винила себя во всём и сильно страдала, что не могу контролировать жизнь. Спала минимум по 15 часов, часто случались панические атаки, были мысли о суициде и дереализация – например, цвета вокруг виделись как в фильме 70-х. Первой это заметила бабушка. Она нашла врача, и мне прописали транквилизатор. Я пропила курс, стало легче.
Перед поступлением заметила, что поправилась на два килограмма, и начала худеть. Мысли о весе вызывали тревогу, я её заедала, чтобы ощутить хоть какой-то контроль. Из-за расстройства пищевого поведения начались проблемы со здоровьем, и я много ходила по врачам. До сих пор удивляюсь, почему ни один из них не направил меня к психиатру. С этим расстройством только через пару лет помог справиться психолог.
В университете я прогуливала пары, могла уехать автостопом с незнакомцами в другой город совсем без денег. Могла не спать трое суток, а потом сделать всё по учёбе за пару дней. Так выглядит гипомания, то есть необычайный подъём энергии и сил, один из симптомов биполярного расстройства (БАР).
Я всё время была среди людей, знакомилась со всеми подряд. Уже потом узнала, что непереносимость одиночества – один из симптомов пограничного расстройства (ПРЛ). Страх одиночества провоцирует тревогу, а она ведёт к паническим атакам, депрессии и самоповреджениям. Это называется смешанное состояние.
Искать помощи я начала, когда появилась подруга с похожими симптомами. Долго не могла найти врача, добиться точных диагнозов, всё время бросала таблетки, которые мне прописывали. Однажды соврала на тесте у психиатра – боялась, что меня положат в стационар с ужасными условиями. Но не сдавалась – знала, что моим друзьям с несколькими диагнозами помогают, и ремиссия возможна.
Год назад обратилась к частному доктору, и на первом же приёме она поставила три диагноза. У меня как будто груз с плеч упал – ушла неизвестность. Мне подобрали лечение, и сейчас всё хорошо. Есть стабильная работа, что непросто при импульсивности биполярного и пограничного расстройств. Научилась себя поддерживать здоровыми способами – например, долго гуляю под музыку. Я тогда и я сейчас – абсолютно разные люди в плане самоконтроля и жизненной картины.
Очень помогает поддержка друзей. У нас есть договорённость с подругой, что мы всем можем поделиться. На работе о диагнозах не рассказываю – опасаюсь стигматизации. Но всегда рада помочь в интернете – например, ответить на комментарий в тематической группе, дать совет или подсказать, в какой центр обратиться.
Ранее Добро.Журнал писал, как рассказать ребёнку об инклюзии.
Заглядывайте в наши сообщества!
ВКонтакте — vk.com/dobro.press
Телеграм — t.me/dobrojournal