Мошенники на сайтах знакомств: как их распознать?
Статьи
Увидеть пеликана, попасть под шторм, случайно забрести в гетто и выучить песню про Че Гевару… Отправляясь в путешествие, редактор Добро.Журнала Дарья Елина планировала совсем не это. О своих приключениях, кубинских социальных проблемах и местном позитиве в авторском репортаже.
«Плиз, хэлп! Вотэр ин зэ рум! Виндоу из брокен!»
На смуглом лице горничной – растерянность: не понимает по-английски.
Заглянув в номер, она вскрикивает, и её голос тает в завываниях ветра. Окно – вернее, «панорамное окно-купе с выходом на балкон» – формально закрыто, но это не мешает шторе метаться в конвульсиях, а дождю – заливать пол.
Куба – коммунистическая страна, поэтому отель государственный. Вчера на ресепшене нам сказали, что всё починят. Ненадолго вой ветра стал тише. А потом начался шторм.
На пляже поставили жёлтый флажок, потом – красный. Синие волны превратились в белую пену и стали накрывать маяки с головой. Над водой заметались буревестники и пеликаны. Перегородка, отделяющая наш балкон от соседнего, пугающе зашаталась. Кажется, от порыва ветра она вот-вот прилетит в стекло, рядом с которым невозмутимо машет шваброй наша гостья.
Я набираю в русско-испанском переводчике: «Шатается окно. Мы боимся, это может быть опасно. Можете переселить нас в другой номер?»
Горничная отрицательно машет руками:
«Но, но! Р-р-елэкс! Винд из… – она делает паузу, но, подумав, переходит на жесты и крики. – Уууу-уууу-ууу! – её руки зловеще летают вокруг головы, изображая бурю, а потом – становятся мягкими и спокойными, как штиль. – Ит стоп. Релэ-экс, релэкс! Компренде?
Ещё бы мы не «компренде». Всё ясно без слов. Проводив горничную, мы с подругой несколько минут молча слушаем гудение ветра.
«Помнишь, что говорила нам гид в автобусе? Наш страх для них – блажь какая-то. Подумаешь, окна!»
«Релэкс, Даша, релэкс. Это-о Ку-уба!» – улыбается подруга, изображая испанский акцент, и мы смеёмся.
«Принюхайтесь – сейчас вы почувствуете аромат роскоши», – предупреждает в автобусе российский гид от турагенства.
В нос бьёт резкий запах сероводорода. В темноте окна – пламя над газовой вышкой. Это роскошь: на оплату электричества в доме уходит треть средней кубинской зарплаты.
Экскурсовод начинает рассказывать что-то про эмбарго – запрет Америки торговать с Кубой, из-за которого страна бедствует. Но я почти не слушаю: по Москве сейчас 4 часа утра, и я только что перенесла 14-часовой перелёт. Устало смотрю в чёрное окно и вижу еле заметные дома, непохожие на наши: двухэтажные и каменные, с большими открытыми верандами.
«В окнах кубинцев нет стёкол – только деревянные или железные решётки-жалюзи. Раз в несколько лет сюда приходит ураган, а ставить новые окна дорого. Стёкла – только у богатых».
Нервно посмеиваясь, гид признаётся, что нам завидует. Мы скоро поедем домой, а она останется – и это после девяти месяцев экстрима.
«Но о чём это я, – натянуто улыбается она. – Вас ждёт океан, тепло, гостеприимство. И не ищите минусы – а то обязательно найдёте».
В отеле нас ждали остатки ужина: рис, немного мяса, капуста и переспелая папайа с запахом несвежей половой тряпки. И ещё один сюрприз: из-за сбоя на электростанции пропал Wi-Fi. Я отправила сообщение родным – оно стоит от 4 до 30 рублей в зависимости от оператора – и заплакала.
«Не ищите минусы!» – я была так зла, что первым рейсом была готова вернуться в холодную Москву.
А наутро я увидела океан.
Атлантический океан гипнотизирует. Прозрачный, голубой, тёплый. На мягком песке, состоящем из ракушек и кораллов, – туристы. Русских больше половины, и общие неприятности нас объединяют. На завтраке незнакомые люди делятся лайфхаками: чтобы не выло окно, дырку нужно заткнуть шторой.
Мало кто здесь знает английский: чтобы что-то объяснить персоналу, некоторые просто говорят по-русски громче. Кубинцы не понимают: они говорят по-испански. От языка местных индейцев осталось только несколько слов – названия фруктов и птиц.
Аборигенов тоже не осталось: после визита испанских конкистадоров часть местных погибли от болезней и рабского труда. Остальные коллективно прыгали со скалы – верили, что в другой жизни им не придётся так туго.
Индейцы вымерли, на место местных рабов привезли африканцев. Цвет кожи у всех кубинцев разный, но народ – один. 11 миллионов кубинцев объединяют общие трудности: они получают продукты по карточкам, не могут достать лекарства и часами стоят в очередях за бензином. Но живут дольше, чем россияне.
«Моей маме сто лет, – рассказывает нам местная экскурсовод Лидия. – У нас бесплатная медицина, даже самые дорогие операции. Но, мне кажется, главный секрет в том, что мы ко всему относимся легко, с улыбкой. Не надо париться!»
Столица Кубы – Гавана. Старая часть города напоминает Санкт-Петербург, выкрашенный цветами советской детской площадки: розовых, салатовых, ярко-голубых. Всюду – музыка и солнце. Деревья с лианами, баобабы и пальмы, худые коты и маленькие собаки-дворняжки – всё это сливается в яркую мозаику, от которой хочется петь.
«Де ту кэрида пресенсья, команданте Че-Гевара!» – звонко поёт музыкант. Приехав домой, я выучу песню наизусть – на память обо всём, что было со мной здесь.
Перед Историческим домом генерал-губернаторов Кубы лежит деревянная брусчатка. Это – подарок местного губернатора XIX века своей жене, чтобы она не просыпалась ночью от грохота колёс. В конце 1950-х брусчатку хотели закатать в асфальт.
В последний момент её спас подвиг студента – будущего главного историка Гаваны Эусебио Леаля. Парень лёг на историческую брусчатку, и отказывался уходить. Акция вызвала возмущение жителей, и памятник сохранили.
В 1967 году Леаль занял должность главного историка Гаваны. 15 лет жители города регулярно видели, как он, одетый в серую рубашку и с папкой под мышкой, ходит по улицам. Иногда – берёт в руки лопату, помогает рабочим. В 1982 году Старую Гавану внесли в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Леаль умер во время пандемии коронавируса.
«Ковид унёс многих людей и опустошил местный бюджет, который держится на туристах. Всё рушится, буквально разваливается на куски, – с болью в голосе говорит экскурсовод Лидия. – Но знаете, даже в этом есть красота Гаваны. Нужно научиться видеть её сквозь грязь и разрушения».
Я смотрю на обвалившийся фасад дома и любуюсь. Есть в этом что-то неуловимое.
Капитолий – здание правительства Кубы. В недрах этого монументального гиганта хранится алмаз из короны Николая II. Вернее, его копия – чтобы не украли. После расстрела царской семьи камень несколько раз перепродавали, и он попал к жене местного президента.
«По легенде, этот бриллиант приносит несчастья, и первая леди отказалась его носить – подарила народу. Вот мы теперь и шутим, что наш кризис – родом из России», – смеётся экскурсовод Лидия.
Мы с подругой хотим найти продуктовый магазин – идём мимо могучего Капитолия, местной табачной фабрики и… через пять минут оказываемся в настоящем гетто. Тесные улочки, забегаловки, мусор, открытые двери, бедно одетые люди. Кто-то спускает из окна на верёвке полотняный мешок.
«Амигас, веар а ю фром?» – подбегает к нам темнокожий парень. Он представляется учителем английского и испанского в местной школе и зовёт нас в бар. После долгих пререканий соглашается отвести нас в магазин.
На полках «супермаркета» – полупусто. Упаковки вафель на витрине лежат в 30 сантиметрах друг от друга. В холодильнике – одинокое куриное бедро. Мы покупаем чипсы и благодарим нашего провожатого.
«Руссиа, Куба – амигос!» – улыбается он, и снова куда-то зовёт. Мы отказываемся и испуганно спешим покинуть это место.
Обратно мы едем вдоль океана. В лучах заходящего солнца гребешки волн кажутся золотыми.
Через пару дней в отеле будет «праздник Кубы». Артисты научат нас танцевать бачату. Поодаль от сцены я увижу молодую уборщицу: прямо со шваброй в руках она будет ритмично двигать бёдрами в такт музыке.
Жажда жизни – похоже, она у них в крови. Или, может, передаётся воздушно-капельным путём. Я привезла её с собой: вместе с загаром, пакетом ракушек, бутылкой рома и десятком удивительных историй. Кажется, я снова хочу вернуться на Кубу.