Раскапывал древности и расширял Эрмитаж: как делал карьеру Михаил Пиотровский
Лайфстайл
Звери, птицы и насекомые открыли читателям глаза на удивительный мир. «Будьте любопытными!» – кричала каждая страница. Виталий Бианки у каждого свой.
Писатель умер 10 июня 1959 года, но его книги пережили несколько поколений. Это неудивительно: леса и их обитатели интересны всем. Почему Виталий Бианки ненавидел слово «природа», каким был его характер, как он относился к Пришвину и к охоте – читайте в нашем материале. Редактор Добро.Медиа взял интервью у внука известного литератора, чтобы познакомиться с Бианки поближе.
Александр Михайлович Бианки – историк-археолог, исследователь дольменов и древних культовых сооружений. Внук писателя Виталия Бианки и хранитель его архива. Планирует открыть музей своего деда в городе Боровичи под Новгородом.
Александр Михайлович, есть авторы, которые любят читать вслух: своим знакомым, родным и не только. А есть совсем другие: они предпочитают, чтобы их читали про себя, когда перед глазами лежит текст. К какой группе принадлежал ваш дед?
К первой: он очень любил читать всем вслух. Я помню празднование 60-летия деда: к нему бесконечно приводили каких-то детей, он им читал, и всё это снимали. Ну и я там, соответственно, тоже был. Ему всегда важно было понять, как звучит написанное – да это важно любому автору, я думаю. Пусть даже слушатель не сумеет высказать, что и как.
Фото: Lori
Дед брал вас с собой на природу? В какие-то любимые места, которые появлялись в его произведениях.
Дело в том, что на моей памяти дед был всегда больной. Я ведь родился, когда ему было 50 с чем-то лет, и у него уже плохо было со здоровьем. Собственно говоря, плохо было уже до войны, поэтому он был освобождён от армии. При мне он уже еле ходил. И поэтому, когда дома появлялись деньги (это было не часто), один отставной военный возил деда на своей «Волге» – тогда это была большая редкость. Ну, и меня тоже забирали из детского сада, из школы, да и просто возили подышать воздухом. Если было много времени (а точнее, много денег), то возили далеко – в Ораниенбаум, в Царское село. Дедушкины ученицы возили иногда в Лисий Нос (посёлок на берегу Финского залива), где они просто общались с ним – но он даже не мог подняться на второй этаж дома: слишком была крутая лестница. Если вспомнить ещё раньше, то дед ездил в Новгородскую область. Предоставлялась подвода, на которой везли все вещи: и книжки, и ложки, и одежду, и посуду, и дневники. А потом ещё двадцать километров шли до избы, которую снимали…
А бывали какие-то случаи, когда вы приезжали к деду (например, летом), и он вам рассказывал истории из жизни?
Нет. Вопросов ему никто таких не задавал. Знаю, что дед сидел семь раз, бывал в ссылке. Как-то раз я спросил у него что-то про гражданскую войну. И он сказал, что особо не воевал – два раза болел тифом, таким и сяким. И всё. Мы ведь до сих пор подробно не знаем, что же там было.
Но на чьей стороне он сражался – это же известно?
Да. Он защищал Самару от большевиков. Был левым эсером. Ещё студентом его забрали в военное училище, потом служил в Царском Селе, охранял памятники культуры. Видел и царскую семью: это мне потом передал его брат, который надолго его пережил. Кстати, дед даже с девочками Романовыми общался. А потом его военная часть была переведена на Волгу, и под Самарой в маленьком городке у него родился сын. Всю гражданскую войну с женой, няней и ребёнком болтался где-то по Казахстану. А потом ему всё это надоело – примерно во время пришествия Колчака. Дед в итоге снял погоны, взял себе выдуманную фамилию (Белянин) и сказал, что он вовсе не офицер, а рядовой, и что в армию его забрали насильно. В итоге оказался в Бийске – маленьком городке на Алтае. Там было относительно спокойно. Дед преподавал в школе, работал в музее. И как раз там он начал, похоже, по-настоящему осознавать, что хочет быть писателем… Он развёлся, снова женился, а в конце 1922 года вернулся в Питер, решив заняться наукой…
Фото: Lori
Виталию Бианки наука помогала всю жизнь. Писатель разбирался в птицах (его отец был орнитологом) и в насекомых. Более того, по словам Алексея Михайловича, дед легко мог определить конкретный вид птицы по пению и полёту. Бианки – заядлый охотник и одновременно любитель природы. Но само слово «природа» ему не нравилось…
Кстати, почему Виталий Валентинович ненавидел слово «природа»?
Ну, потому что оно было такое… литературно выдуманное, с его точки зрения. Он говорил просто «про лес». Вы поймите: он был человеком, который родился в лесах Северной Тайги, с детства жил на берегу Балтийского моря, Финского залива. Был на Урале, и вот, на Алтае началось творчество. И получается, что всё это была примерно одна и та же зона, с одними и теми же животными, одними и теми же растениями… И как только он уезжал из этой полосы, писать получалось не очень. Поездка на Северный Кавказ уже не принесла ничего с точки зрения творчества. Уже совсем другое! Другой климат, другая жизнь, да и птицы другие – а ведь их надо знать! Он же шёл от фактов природы. Всю жизнь ходил с биноклем на груди.
А у Бианки были любимые птицы?
Не знаю. Думаю, что нет. Он любил певчих, но… нет, не думаю. Но он ведь не только о птицах и зверях любил писать, но и о насекомых. Все знают «Как муравьишка домой спешил». А в последние годы у него был забавный такой сюжет про стадион «Жукамо»! Там разные жуки, и каждый по-своему скачет, бегает… Недавно эта книжка была переиздана в Москве.
Фото: Lori
В СССР писателей-натуралистов хватало. В нашей стране были и Пришвин, и Чарушин, и Скребицкий…
Ваш дед чувствовал какую-то конкуренцию, соперничество? С Чарушиным, Пришвиным и другими.
С Чарушиным он дружил, я его помню прекрасно. И никаким писателем дед его не считал. Да и Чарушин себя не считал писателем: это уже современная идея. Пришвин… С Пришвиным он общался, но как писатель, по-моему, его не любил… хотя и почитал. Я знаю, что в последние годы дед прекрасно осознавал своё место в русской литературе. И конкурентов, думаю, у него на самом деле не было. Потому что все эти сентиментальные книжки о птичках, о мышках… этого он не любил, таким не интересовался. Он создавал сюжетные вещи про зверей, каждый раз необычные. Ведь он писал как бы изнутри природы, а не с точки зрения гостя!
Да-да, это заметно.
Ведь кто такой Пришвин? Пришвин – это охотник, который пришёл в лес. Я не знаю, насколько много они лично общались. Но, во всяком случае, дома у нас была собака, подаренная Пришвиным. Правда, это было ехидство с его стороны, потому что собака была уже ни на что не годная, для охоты не подходила. Но красивый такой сеттер.
Виталий Бианки был известен на весь Советский Союз, но мемориальную табличку в его честь установили только в 1990 году. Внук писателя живёт как раз рядом с ней. Сегодня он продвигает идею музея Виталия Валентиновича в Новгородской области. Конечно, важны не столько памятники и музеи, сколько его книги: наследство Бианки до сих пор переиздаётся и радует читателей.
Что нового выходит? Или старого?
Недавно в Москве вышла замечательная книжка «Мышонок Пик и другие рассказы», с иллюстрациями. Там рисунки Формозова: был такой замечательный московский биолог, который прославился монографией про роль снежного покрова. И он умел рисовать именно так, как принято было в начале века – дотошно, точно, очень живо. Вот эти все нарисованные вещи собрали в одну книжку и издали. А вообще, часто выходят книжки с иллюстрациями, но они, к сожалению, не шедевры.
Но важно, чтобы выходили!
Конечно. Я археолог и могу на тысячелетних фактах показать, что культура, в общем-то, старается ничего не потерять. Книжки продолжаются! И дедовы тоже выходят. А его книжку о птицах Новгородской области, я думаю, нужно издать для каждого школьника!
Ранее мы писали о дне рождения Пушкина и готовили отдельный спецпроект: советуем прочесть!